Три девушки в ярости  - Изабель Пандазопулос

Настоящее приключение!

Я была в «Гольфе» и крепко напилась… (да!! признаюсь тебе, у меня появилось некоторое пристрастие к пьянству!!). Два мартини, а главное — «Голубая лагуна» (из-за её потрясающего цвета и экзотического названия!). Я выпила два или три бокала этого божественного напитка (да!! а может, и больше, сама уже не помню!!) и чувствовала себя все свободнее, все легче, открытая всему на свете, радостно парящая в воздухе, а несли меня парни без лиц. Боб сказал мне, что я была великолепна, и я в это верю.

А потом… а потом, скажу я тебе, все осложнилось!!

Когда я пришла в сознание, то лежала на банкетке в незнакомом мне бистро. Я открыла глаза, потом закрыла, у меня жутко раскалывалась голова, и от меня скверно пахло. Женщина с хриплым голосом прыснула со смеху:

— Ну вот и проснулась ваша малышка…

Я попыталась было встать, но всё вокруг так закружилось, что пришлось снова откинуться. Я их слушала. Быстро поняла, что всего их тут пятеро, две девчонки и трое парней, студенты факультетов словесности и социологии, и всю ночь они праздновали напропалую в разных местах, а потом дотащили меня и уложили на эту банкетку, обитую искусственной кожей кирпично-красного цвета, уже протёртой до дыр.

Сейчас они вовсю спорили о теории Маркса, вся эта бодяга о труде и эксплуатации масс и о том, что технический прогресс никогда не улучшит межчеловеческие отношения в процессе труда. Наконец я сообразила, что на улице давно белый день, сегодня воскресенье, а меня ещё нету дома! Что же я здесь делала?

Наконец я приподнялась и увидела своё отражение в зеркале. Жалкое зрелище: волосы растрёпаны, без пальто, а платье всё мокрое от этого голубого пойла, которое я так жадно лакала всю ночь, петли на чулках спустились… Никогда в жизни мне ещё не было так стыдно.

Хриплый голос зазвучал снова, я почувствовала движение в мою сторону, а потом, скорее с симпатией:

— Да не бери в голову, малышка, с кем не бывает…

У неё чёрные глаза и задорная улыбка. Носик вздёрнут, а на голове беретка. Она с нарочитой беспечностью курит «Крейвен А».

Зовут её Дебора. Парень рядом с ней — это и был Марсель (да, это он, тот самый… он так невероятно, чудесно… О-БОЛЬ-СТИ-ТЕ-ЛЕН!!! В его силуэте видится нечто смутное, бестолковое, не знаю, как ещё сказать… Но стоит ему только взглянуть на девушек, как они ему подмигивают…).

Это он довёз меня домой на своём красном «дукати». А уезжая, предложил мне снова встретиться с ними всеми в баре в ближайший уик-энд. Я с энтузиазмом согласилась. Он рассмеялся, и я почувствовала, что краснею. Тогда он легонько чмокнул меня в щеку. Тут я уже совсем побагровела.

С таким вот нежным смешком он и умчался. Я была немного обижена. И пошатывалась.

Уже у самых дверей дома я представляла себе наказание, крики, слёзы и всякие увещевания… Но ничего такого… Дитер сидел в своей комнате, дверь была заперта, Фаншетта суетилась на кухне.

Увидев меня, она и глазом не моргнула. Просто рассказала, что тут случилось. Маму увезли в больницу, она должна вот-вот родить. Мне беспокоиться не о чем, всё прошло совершенно нормально… А потом она повернулась ко мне, и лицо её придвинулось так близко-близко к моему. Она смотрела мне прямо в глаза. Я не могла понять, чего она хочет. И немного наклонилась к ней, думая, что она собирается что-то шепнуть мне на ушко, и тут она изо всех сил отвесила мне оплеуху, прямо по лицу.

Да, Магда, ты верно прочитала!!! У меня потом целых три дня щека была красная и немного опухшая.

— Больше никогда не пропадай на целую ночь! Никогда, поняла?

Я так и осталась стоять разинув рот. Даже не вскрикнула. А она снова повернулась к плите.

Вот, Магда, здесь заканчивается первая серия моих приключений. Через несколько дней я собираюсь снова повидаться с этим молодым человеком. И ещё решила всё-таки заняться учёбой. Когда я слушала их, то казалась себе такой глупой. А у меня настоящее предчувствие, что это будет потрясающая встреча!!!

P. S. Я знаю, что это все ничего не значит и я так вдохновилась из-за пустячка! Но они выглядят такими свободными! Такими живыми! Такими современными!!!

P. P. S. А ты замечаешь, что твои письма становятся всё длиннее? Ответь же поскорей!

Париж,

5 марта 67

Милая Ильза, дорогая супруга!

Причиной того, что я тебе пишу, отчасти является отчаяние, поскольку ты отворачиваешься, не желая взглянуть на меня, и не разговариваешь со мной. Ты даже ни разу не взяла на руки своего младенца. Меня пугает всё, что с тобой происходит. Врачи толкуют о депрессии, а я ничего не пойму. Леону нужна ты, твоя любовь, твоя забота. Ты не хотела этого ребёнка. Эта мысль причиняет мне боль. Мне хочется думать, что у тебя это пройдёт. Возьми себя в руки! Я верю, что тебе нужно сделать маленькое усилие, преодолеть самоё себя, и ты снова придёшь в норму. Попробуй встать, умыться, одеться…

Я часто теряю терпение. Это до такой степени непостижимо для меня — так непохоже на ту женщину, какой ты всегда была… Как можно не хотеть собственное дитя? Я искренне полагал, что, если ты увидишь нашего сына, это поможет тебе вновь обрести немного здравого смысла. Я ошибся. Готов признать это. Но когда я спрашиваю, чем тебе помочь, ты ничего не отвечаешь. Или плачешь. Тебе нужно вновь собраться с силами, дорогая, пожалуйста, сделай это ради меня, ради нас. Психиатр объясняет мне, что дело тут не в желании. Это свойство твоей болезни — ничего больше не хотеть.

Я сознаю, что во многом перед тобой виноват. Иногда у меня бывают интрижки, но они ничего не значат. Ты моя жена, ты ещё и мать моих детей, ты та, кого я выбрал и буду защищать до конца дней. Ты единственная, кто важен мне.

Заключим мир. Вернёмся к прежней жизни. Без тебя я пропаду.

Я снова вижу тебя такой, какой увидел в первый раз в 1947 году на той стройке Берлинского аэропорта. Тоненькую, нервную, стойкую. Ты была голодной, ты была худой и усталой — конечно, как и сотни других женщин, тоже таскавших камни, чтобы заработать на пропитание, но ты другое дело, ты вся светилась, работая весело, с огоньком! Ты так любила жизнь! И невзирая на всё, что случилось и с тобой, и с твоим маленьким Дитером, глаза твои смеялись и доверчиво глядели в будущее. Я мгновенно влюбился в эту женщину — сильную, цельную и к тому же невероятно элегантную.

Мне хочется верить, что она не умерла, ибо именно в ней я нуждаюсь. Как горестно я по ней скучаю.

Нежно целую тебя,

Берлин,